Хэнли отправилась знакомой дорогой к любимому месту отдыха Ди.
Маккензи был один. Он сидел, прислонившись спиной к валуну, кормил с руки зябликов. Это поразительно: птички совсем не боялись его.
Маккензи осторожно, чтобы не потревожить клюющих пичуг, поприветствовал Хэнли свободной рукой.
— Если не будете подходить слишком близко, они не улетят, — сказал он вполголоса, не сводя глаз с зябликов.
Хэнли тихонько устроилась на приступочке в нескольких метрах от директора и его миниатюрных друзей. Тем не менее стайка упорхнула, лишь один зяблик с независимым видом по-прежнему лакомился угощением.
— В семье не без урода, — бодро заговорил Макензи, хотя у него на лице читалось страдание. — Насколько мне известно, ваше свидание на льду с мистером Койтом прошло довольно-таки напряженно.
— Совершенно верно. Он весьма настойчиво стремился завладеть заражающим веществом. Не знаю, чем обернулось бы дело, если бы вовремя не подоспел Немеров.
— Да уж! Стоит этому возбудителю пополнить чей-то арсенал биологического оружия… Впрочем, о чем я говорю? — Маккензи вздохнул. — Теперь наверняка так и произойдет. Американцы точно попробуют добыть смертоносные водоросли, а может быть, и канадцы — если Алекс оказался на такое способен…
— Скорее всего, — согласилась Хэнли.
— Только пусть у других болят об этом головы. Я завершил свою работу. А вы — свою.
— Не вполне, — отозвалась Хэнли. — Остаются вопросы. Я не выяснила, почему умерла Ди.
Маккензи взглянул на птичку.
— Да и Ингрид Крюгер, если уж на то пошло. Я стараюсь не казнить себя, но что-то плохо получается. Нед Гибсон утверждает, что самобичевание при подобных обстоятельствах в порядке вещей. Чувство вины оставшегося в живых.
— Полагаю, ему виднее, — кивнул Маккензи. Пташка на миг поднялась в воздух и опять села на руку экс-директора. — Вот нахалка!.. А как вы узнали, что я здесь?
— Я заглянула к вам в кабинет.
— И что там? Секретарь закончил чистку?
— Почти. Остались только грамоты и фотографии, в том числе снимок, который мне нравится.
— Это какой же?
— Тот, где эскимос в анораке, лежа на льду, целуется с тюленем.
— Фотография вам правда нравится?
— Очень. — Обхватив руками колени, Хэнли оперлась на них подбородком. — Сцена столь интимного общения человека и животного производит сильное впечатление.
— Вы узнали этого человека?
— С первого взгляда — нет, сегодня — да. Ведь это Джек?
— Совсем подросток. Фотография сделана много лет назад. Возьмите ее. Я буду рад, если вы примете от меня этот подарок.
— Спасибо. А зачем Джек обнимает тюленя?
— Чтобы напоить его.
— Дает воду?
— Да, изо рта в пасть.
Хэнли задумчиво кивнула:
— Продолжайте.
— У эскимосов существует поверье: тюленя, что выходит на сушу и позволяет убить себя, мучает жажда; охотник должен утолить ее снегом, растопленным во рту. Таким образом, это ритуальное выражение скорби — и благодарности.
— Своего рода извинение, — сказала Хэнли и подумала о ледяной корочке на губах у погибших ученых.
— И искупление, — добавил Маккензи.
— Канадские власти будут разыскивать Джека?
— Скорее всего да, — ответил Маккензи с явной неохотой. — Таков их долг. Найдут ли они его — это уже другой вопрос. Края здесь необъятные и безлюдные. В конце концов они отступятся.
— Знаете, — проговорила Хэнли, утирая слезы, — его чувства к вам, доктор Маккензи… Я даже ревновала, видя, насколько он вам предан.
Маккензи мрачно кивнул, и зяблик улетел.
— Он любит вас, — сказала Хэнли, — невзирая ни на что.
— Он прекрасный молодой человек.
— Вас удивило то, что он сохранил в тайне намерение Алекса?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я знал, как много значит для него станция.
— Как и для вас.
— Да. И для всего человечества.
— Что вы имеете в виду?
— Геотермальная ситуация просто отчаянная. Налицо угрожающие изменения в Арктике. Все, что планета получает от парникового эффекта, в первую очередь ударяет по нашим широтам. Так устроена земная атмосфера. Безудержному загрязнению окружающей среды противостоят на аванпостах вроде «Трюдо». Джеку это было отлично известно. Думаю, он вместе с Косутом пытался защитить нас, защитить Арктику.
— Ценой человеческой жизни?
— Так обернулось…
— Что же побудило вас покинуть пост? — спросила Хэнли чуть дрогнувшим голосом.
Маккензи пожал плечами:
— Я… Пришло время. Людей, с которыми я начинал, не осталось. А теперь русские все до одного уезжают. Японцы, вероятно, тоже, да и Нед Гибсон. Когда просочится весть о ракете, станцию, думаю, вообще закроют.
— Закроют «Трюдо»?
— Как минимум на летний сезон, если найдут безопасный способ уничтожить эту чудовищную вещь. — Маккензи покачал головой. — Мы с Косутом бредили «Трюдо». И многим пожертвовали, чтобы воплотить мечту в реальность.
— Вы тоже себя вините?
— Ничего не поделаешь, — вздохнул Маккензи.
— Чем вы будете заниматься? Куда отправитесь?
— Еще не думал. Сказать по правде, я устал.
Хэнли закусила губу.
— Полагаю, другие разделили бы ваши чувства к «Трюдо». Если бы могли.
— Другие?
Хэнли принялась загибать пальцы:
— Юнзо Огата, Минсков, Анни Баскомб, Тараканова, доктор Крюгер, русские моряки, Ди.
Взгляд Маккензи сделался пустым, морщинистое лицо приобрело сходство с валуном, на который экс-директор опирался спиной.
Хэнли опустила руки.