Случись война, весь флот моментально сделается уязвимым, как наглядно доказали гитлеровцы. Летом сорок первого они буквально заперли Балтийский флот в Ленинградском порту и продержали его там до конца военных действий. Тем же летом, в июле, немцы нейтрализовали Черноморский флот, заняв порты Севастополя и Одессы, — и все это время громадный Тихоокеанский флот без дела стоял на якоре, не принимая участия в войне с Японией. Сражался только Северный флот.
Эта тяжкая географическая болезнь общенационального масштаба лечилась на протяжении многих лет и без особого успеха. Американские спутники отслеживали каждую квадратную милю поверхности моря; вражеские самолеты-разведчики повсюду испытывали на прочность советскую систему защиты, намеренно провоцируя подачу сигналов тревоги, проверяя работу электронных рефлексов ВМФ и ВВС. Собранные данные, безусловно, использовались для разработки контрстратегии.
Так продолжалось до тех пор, пока Чернавин не выдвинул свою гениальную идею. Теперь размещенные на подлодках ракеты, запущенные из шведского пролива или норвежского фьорда, смогут в два счета поразить вражескую территорию. Конечно, после этого субмарины будут обнаружены, но чтобы их уничтожить, американцам придется нанести удар по дружественным государствам. Ужасно, немыслимо!
Руденко был счастлив, что ему довелось командовать единственным флотом, который имел свободу передвижения, эта особенность сделала его подразделение ведущим в отечественных ВМС. Даже при резком сокращении финансирования после развала Союза Советских Социалистических Республик Северный флот не утратил свое значение. Руденко улыбнулся, вспомнив каламбур, услышанный от крупного торговца недвижимостью, который благодаря вложениям в избирательную кампанию получил должность посла США в Ватикане: «Расположение, расположение и еще раз расположение».
Адмирал позвонил дежурному офицеру и попросил разбудить его при следующей смене вахты. Очень хотелось спать. Адмирал бодрствовал уже много часов подряд. И все же, растянувшись на постели, он не смог сразу забыться — что-то виденное из кабины истребителя не давало покоя… Ага, вот оно: опознавательные номера лодки были наскоро замазаны краской. Руденко вспомнил слова Панова на продуваемом всеми ветрами углу московской улицы: «Никаких опознавательных знаков. Никакого флага».
Все как в дешевой мелодраме. Если англичане или американцы подойдут достаточно близко, чтобы разглядеть спасательные камеры на палубе, они тотчас вызовут половину своих ВМС.
«Спать, — приказал себе Руденко, — я должен спать». Так и не сняв парадной формы, он повернулся на бок. На лацканах поблескивали изящно вышитые золотые якоря в окружении цветущего лавра.
Помощник штурмана американской субмарины «Рыба-меч» наблюдал за тем, как съеживалась на экране радара оранжевая точка, по мере того как русская подлодка втягивала антенну и перископ. Он пересек рубку и занял место позади гидроакустика, к которому теперь перешла обязанность слежения.
— Подтверждение цели! — рявкнул младший штурман.
Гидроакустик передал данные, собранные пассивными носовыми локаторами:
— Цель прямо по курсу. Отклоняется в направлении: один-пять-ноль футов. Он помолчал и объявил: — Набирает скорость!
Помощник штурмана состроил недовольную мину и велел старшему помощнику командира начать операцию погружения. Тот повернулся к вахтенным, нависающим с двух сторон от него на мостках, опоясывающих смотровой купол.
— Проверить герметичность мостика и спуститься! — крикнул он, перекрывая вой северного ветра, потом пересчитал моряков, пробегающих мимо него по трапу. Офицер покинул мостик последним, по дороге отдав команду задраить люк, — этого требовали от него долг и традиция.
Чтобы настичь русскую субмарину, старший помощник командира задал небольшой угол наклона, надеясь погрузиться без лишнего шума. На поверхности они вели себя незаметно; он радовался, что российские радары не засекли их лодку.
Через несколько минут субмарина опустилась на заданную глубину — восемь футов. Выровняв лодку, офицер разрешил смену вахты: «золотые» заступили на место «синих». «Синие» сдали посты — кормежку они уже пропустили. За месяц плавания экипаж уничтожил половину продовольственных припасов. К полудню, сытые и уставшие, «синие» вытряхнут вторую смену из коек, и та отправится купаться и завтракать.
Посменная работа, даже в просторной американской атомной подлодке, требовала строгой координации и четкого режима сна — матросы называли свои койки «горячими люльками»: постели, в которые они ложились, еще сохраняли тепло тел предыдущей смены.
Командир прибыл на пост поздно, вместе с «золотыми», и принял управление.
— Что поделывает Иван? — спросил он у старпома.
— Прогуливается по аллее. Ничего необычного, кроме скорости. Никаких обманных маневров. Без всяких выкрутасов. Лодка, думаю, класса «Виктор». Настоящая красавица, побольше футбольного поля будет.
— Какова ее скорость?
— Идет полным ходом.
— А именно?
— Сорок четыре узла.
— Пятьдесят пять земных миль в час? Святый Боже!
Старпом наклонился к экрану гидролокатора.
— Сначала огонь в ракетной шахте, потом встреча с истребителем вертикального взлета и посадки, а теперь еще и погоня! Ударный день у этого парня!
Из турбины «Рыбы-меча» мощностью в тысячу восемьсот лошадиных сил можно было выжать не больше тридцати узлов. Русские лодки удручали своей быстроходностью и способностью погружаться на большие глубины, нежели американские. И то и другое раздражало командира, однако у него не было выбора. Приказ гласил: прекратить наблюдение и передать обязанность слежения за русскими другой субмарине, как только те начнут отрываться. Про себя командир гадал, что, черт побери, им делать с русской подлодкой, если ситуация выйдет из-под контроля.