В зале воцарилось молчание. Верно, не скрывая скорби, покинул трибуну и занял стул в первом ряду.
Старейшие сотрудники станции почтили память Алекса Косута — в их речах звучало тихое благоговение. Последним выступил Феликс Маккензи:
— Мы с доктором Косутом похожи. Мы, молодые, целеустремленные парни, приехали, мечтая оставить яркий след в науке и возвратиться домой, дабы заслуженно почивать на лаврах. В те времена Алекс был настоящим идеалистом. Он верил, что ему все по плечу. Впрочем, как и я. Мы полагали, что раскроем все тайны Севера, и вдохновенно принялись за дело. — Маккензи отвел взгляд в сторону. — Он был моим давним другом… — Директор помолчал, перебарывая волнение, и окинул взглядом собравшихся. — Очень скоро Арктика покорила наши сердца своей первозданной и беспощадной красотой. Мы осознали, что это и есть награда за наши труды. Здесь наш дом. — Директор поднял глаза к потолку, не давая пролиться слезам. — Мы вместе положили начало этой станции, сделали все, чтобы она стала реальностью. Мы вместе встречали суровые зимы, вместе любовались летом на ледяных полях. Арктика стала делом нашей жизни. Алекс с гордостью называл себя членом семьи «Трюдо». Как символично, что его дни окончились здесь, в высоких широтах… рядом со станцией… — Маккензи взял себя в руки и вновь обратил взгляд на зал: — Скорбя о страшной смерти, постигшей Алекса, мы навсегда запомним его бескорыстный вклад в исследование и сбережение этого уникального и малоизученного уголка нашей планеты. Алекс… был выдающимся метеорологом. Моим лучшим другом. Мы вместе лелеяли мечту о научном центре, где могли бы работать мужчины и женщины со всего мира. Мне его недостает — нет сил выразить, насколько сильно…
Маккензи сошел с трибуны и знаком попросил Ди и Хэнли встать рядом с ним у двери. Собравшиеся медленно потянулись на выход. Ди и Маккензи принялись методично представлять Хэнли всем, от старших научных сотрудников до официантов. При этом директор искусно намекал каждому руководителю отдела на крайнюю необходимость оказывать микробиологу всяческую помощь. Хэнли пришла в восхищение от обаяния Маккензи и его огромного таланта оказывать влияние на исключительно непростой коллектив.
Церемония знакомства приближалась к концу, когда в зал ворвался коренастый эскимос и начал вызывать Джека Нимита. Тот выступил из толпы, выслушал донесение запыхавшегося служащего и стремглав кинулся вон.
— В чем дело, Джек? — крикнул ему вдогонку Маккензи.
— Внутренний двор! — бросил на бегу Нимит. — Четвертое строение. Пожар!
Толпа повлекла Хэнли к месту пожара. Джесси слепо пронеслась по коридорам, вверх по скату, потом натри ступени вниз и через дверь в леденящую темноту.
Взметая языки пламени на высоту тридцать футов, неистово полыхал снегоход. Два человека в защитных костюмах разматывали пожарный шланг. Высоко над головами клубился дым, образуя над собой водяную взвесь. Из шланга ударила струя воды.
— Стойте! — закричал Нимит. — Arrêtez!
Однако пожарные не услышали его из-за гула разъярившегося пламени. Не достигнув огня, жидкость обернулась хлопьями и осыпалась. Зрители прикрылись руками от иссушающего жара.
— Прекратите! — надрывался Нимит, сложив ладони рупором. — Остановитесь! Вы только подпитываете огонь!
Верно и Маккензи, размахивая руками, гнали зрителей подальше от пылающего снегохода. Хэнли отступила сама, без понукания. На нее накатил страх: «Если сгорит станция, то куда денутся полярники? Переселятся в малый „Трюдо“? Но долго ли они там протянут?»
Натянув рукава свитера на ладони, Нимит попытался перекрыть шланг. Хэнли, забыв о страхе, ринулась к нему. Натянув рукава блузы по примеру Нимита, она всей тяжестью навалилась на рычаг. Даже находясь в считанных метрах от огня, Хэнли ощущала, как ее пронизывает холод, ресницы заиндевели.
Струя воды уменьшилась. Нимит подбежал к японцам, которые орудовали шлангом. Хэнли не разобрала слов, но по жестам поняла, что Нимит объясняет, как сдержать огонь. Неожиданно горящий «хорек» взорвался, сбив троицу с ног и заставив зрителей отскочить назад. В мгновение ока машина превратилась в скелетоподобный хлам. Языки пламени сверкнули синим цветом и образовали белый шар. Окажись горе-пожарные чуть ближе, их испепелило бы вместе с машиной. Полярные костюмы и без того уже дымились. Стену ближайшего строения опалило дочерна.
— Всем срочно уйти! — закричал Нимит, вскакивая.
Верно и Маккензи погнали людей под защиту купола. Нимит и двое потрясенных японцев задержались, подтаскивая камни и сооружая из них кольцо, чтобы оградить догорающее пламя.
Хэнли, как и остальные, наблюдала из окна за их работой, засунув ладони под мышки и приплясывая на месте, чтобы восстановить кровообращение. Когда троица присоединилась к укрывшимся под куполом, все мигом повеселели.
Нимит подошел к Хэнли:
— Спасибо, что помогли со шлангом. Вы не представляете, сколько раз я говорил, что нельзя тушить горящие химические вещества водой.
— Какого черта там случилось? — спросила Хэнли, стуча зубами.
— Должно быть, в топливом баке снегохода произошло возгорание. Химический огонь не просто горячий — его температура такова, что вода распадается на водород и кислород.
— Превращается в газ?
— Ага. А газы затем воспламеняются. Ну, вы сами видели. Потому-то машина и взорвалась, как аэростат «Гинденбург».
— Так, значит, я видела, как горит вода?.. Слышал бы это мой сын!
Не то слово. Если бы огонь забрался в шланг… Вообще-то корпус, в котором лежат Алекс и другие, чуть было не занялся огнем от «хорька».