— Там, — Джек показал ружьем на фургон, — пожалуйста.
Он первым забрался в кабину и помог Хэнли подняться по лесенке из скоб. Через несколько минут они расстегнули воротники, снял шлемы и до пояса спустили внешние слои костюмов. Хэнли продолжала бить нервная дрожь.
В кабине было холодно. Джек отодвинул заслонку и вытащил темный брусок, отпилил от него кусочек и подал Хэнли. Она принюхалась, наблюдая затем, как Нимит отпиливает порцию для себя.
— Что это такое?
— Средство для успокоения нервов.
Хэнли лизнула лекарство и завопила:
— Виски!
Когда напиток оттаял в кружке и проявил свою крепость, Хэнли благодарно чмокнула Нимита в щеку. Он засмеялся.
Хэнли немедленно попросила добавки. Нимит вместо этого предложил ей горького шоколада и занялся приготовлением ужина в крошечной кухне.
Хэнли присоединилась к нему.
— А это, черт возьми, что такое? Замороженная пицца?
— He-а. Фасоль.
— Без банки?
— Естественно. Нет тары — нет мусора. Отламываешь столько, сколько нужно, и разогреваешь в микроволновке или на костре. В качестве горючего мы используем желе из вымоченного в бензине хлопка — оно дает ровное и горячее пламя, вроде топлива «Стерно», или припасенную на крайний случай пачку газогидрата.
Хэнли поморщилась:
— Как бойскауты… Я выросла, считай, на улице. Терпеть не могу походы. Предпочитаю нежиться в помещении.
Нимит прыснул, взглянув на выражение ее лица.
— Меняло сих пор трясет, — сказала она. — Может, все-таки дашь еще брусочки? Полагаю, панацеи доктора Баха.
— Ты поклонница гомеопатии?
— Только не выдавай меня коллегам. Из-за работы я отчасти превратилась в ипохондрика. Каждый день я вижу, что делает с плотью инфекция. Тут поневоле начнешь находить у себя всякие болячки. Я питаю надежду, что здоровый дух оздоровит тело.
— Понимаю. Наши шаманы тоже полагают, что надо воздействовать в первую очередь на разум. Они умеют ставить примочки, однако настоящую работу ведут где-то в другом измерении.
Разложив еду в две маленьких плошки, Джек засунул их в микроволновку. Тем временем температура воздуха в кабине заметно поднялась. Когда Джек вынул тарелки из печки, под потолком образовалось облачко.
— Боже, да мне жарко! — удивилась Хэнли.
— Отпусти пониже слои костюма, — велел Джек.
— Не могу больше сидеть, — пожаловалась Хэнли. — Хочу лечь и вытянуться во всю длину.
— Прошу! — махнул рукой Нимит. — Там туалет и две койки. Они складываются в сиденья, но я всегда держу их раскрытыми.
Хэнли прошла в конец салона и села на край койки. Джек устроился рядом с мисками в руках, в каждой миске торчала ложка.
— Конечно, это не тот обед, который запомнится на всю жизнь, но необходимыми калориями он тебя обеспечит.
Хэнли нежно погладила его по щеке и с благодарностью приняла миску с фасолью, картофельным пюре, макаронами, кубиками вяленого куриного мяса и кукурузой. Она изголодалась и обессилела.
Оба принялись за еду, точно за работу: молча и энергично. Покончив со своей порцией, Хэнли слегка коснулась руки Джека.
— Пожалуй, мне пора прилечь.
— Давай, только не снимай жилет и укройся термопростыней. — Джек вытряхнул остатки еды в ловушку для леммингов, которую Хэнли забрала из малого «Трюдо».
— Спасибо, что спас меня от дяди Миши, — сказала Джесси и сделала большой глоток воды из фляги.
Джек улыбнулся и поцеловал ее.
— Не знаю, сказать ли тебе, что обычно делала моя бабушка, если объявлялся медведь.
— Что?
— Она прогоняла его прочь деревянной вешалкой для одежды.
— Боевая девчонка — твоя бабуля!
— Да уж. Больше никто на такое не осмеливался. Медведи страшно опасны, а бабушка отмахивалась от них, будто от докучливых мух.
— Молодчина! — Хэнли зевнула и забралась в постель.
Крыша над задней частью салона была прозрачной.
Джек прилег рядом.
— Ты сможешь уснуть? — спросила Хэнли.
— Да, немного погодя. Меня ломает. И вообще как-то…
— Бессонница?
— Скорее внутренние часы, доставшиеся от предков. Иннуиты очень поздно ложатся спать — особенно летом. Обычно они бодрствуют ночью и спят до полудня.
— Почему?
— Не знаю. Просто так повелось. Летом мы, дети, столь активно общались, что не ложились спать вообще.
— Но ведь вам нужно было по утрам идти в школу!
— Конечно. Школьные власти просто бесились. Мы или пропускали занятия, или вырубались на уроках. На «Трюдо» я вернулся к прежней привычке путать день с ночью. За зиму я постепенно перестроюсь.
— Не ложиться спать по расписанию!.. Мой сын был бы в восторге. И никто не следил за вами, чтобы вы соблюдали режим дня?
— В общине нас никто никогда не отчитывал и не контролировал. Все уважали в нас взрослых.
— Как это?
— Очень просто. В каждом ребенке живет атик — дух семьи.
— Не понимаю.
— Иннуиты верят, что у человека две души.
— Две?
— Да. Когда человек умирает, одна душа остается при нем, а другая, более добрая, отправляется в путешествие. Она бродит до тех пор, пока в семье не народится новый человек. В него-то она и вселяется.
— Значит, у тебя душа предка?
— Именно.
— Неудивительно, что ты кажешься старше своих лет, — с улыбкой заметила Хэнли. — В честь кого тебя назвали?
— В честь брата моего деда по материнской линии. Отличный охотник. И бабушка и мама время от времени называли меня Старым Дядюшкой.
— Ты знал всех своих бабушек и дедушек?
— Да, но лучше всех — мамину маму, ту, что пугала медведя вешалкой. И ее мужа Быстрого Камня — он учил меня охотиться. Крепкий был иннуит. Бил зверя до последних дней. Когда кончились силы ходить на охоту в зимнее время, продолжал охотиться летом. И всегда ловил рыбу. Почувствовав, что больше не может ни охотиться, ни рыбачить, собрал пожитки и уплыл на лодке. Насовсем. Я видел, как он уплывал.